Есть возможность привлечь к себе внимание. Выдать некий нетрадиционный жест. «Вывести вещь из автоматизма, привычного восприятию», как говорил Шкловский. Но это первый этап. На приеме авангард, как правило, и зацикливается, потому что очень многие имеют легчайшую, элементарную возможность без затрат крови, и души, и всего прочего обратить на себя внимание. Вообще авангардистская продукция — это, как правило, эксплуатация одного приема. Прием неожиданный, он не использовался раньше — и это кажется интересным. И это прорыв. А что дальше?
Смотришь материал, экзотический, жизнь как она есть, причем в самых своих шокирующих проявлениях. Раз, два, три — и приедается. Все строится на одном простом приеме — отстранении. То есть у тебя в руках бинокль, ты берешь бинокль, поворачиваешь колесико, наводишь на резкость, приближаешь. Это средство для внимательного рассматривания. Можно сделать другое. Ты переворачиваешь бинокль и смотришь с противоположного конца. Все становится отдаленным — совершенно неожиданный новый ракурс. Что дальше? Ты можешь почувствовать, что там происходит на расстоянии? Нет. И не надо чувствовать — ты только наблюдатель. И после этого какое наслаждение, когда ты переворачиваешь бинокль обратно и используешь его по обычному назначению.
Я думаю, что арт-хаус — это модификация авторского кино, наглухо закрытая система, которая означает свой набор приемов. Вот существует набор для мейнстрима. Вот существует набор средств для арт-хауса. Например, некоторая бессвязность композиции, со времен «Догмы» подчеркнутая небрежность ручной камеры, некая деформированность снимаемого пространства, вывернутое наизнанку цитирование классических кинообразцов. Но естественно, за всем этим предполагается некая многозначность и многозначительность. Но прием, который демонстративно берется безотносительно к материалу, это скучно и бессмысленно, а главное — это еще не имеет отношения к искусству. Нужно найти собственную систему приемов, которая раскроет индивидуальность именно этого материала.
Снимается кино как будто с телефона, снимается так, что мы не понимаем, кто куда пошел и что из этого вышло. Тем не менее это не означает для нас, что автор не умеет работать, а это означает: «Я делаю арт-хаус». Также, если режиссер выбрал компьютерные технологии и монстров, он тем самым демонстрирует: «Я снимаю блокбастер, я делаю мейнстрим». При этом вопрос о качестве снимается. Возможно, потому, что кинопродукция становится одноразовой. Я вырос в мире, где популярные фильмы прошлых лет регулярно повторялись в кинотеатрах. Современный фильм демонстрируется с грохотом, нам сообщают, сколько миллионов зрителей его посмотрели, сколько миллионов долларов он собрал. Где вы его потом увидите, да и имеете ли вы желание его увидеть? Посмотрели и забыли. И в этом смысле разница между арт-хаусом и мейнстримом — это только разница аудитории. Продюсеры арт-хаусного кино платят тем, кто позиционирует себя как элитарный режиссер, а продюсеры, нацеленные на кассовую суперприбыль, платят тем, кто собирается делать элементарную массовую продукцию. Это сейчас два сосуда, которые не сообщаются. Нет движения, развития не происходит. Поэтому все время сменяются названия, а движения кинопроцесса нет.
Источник: www.infox.ru
